— Как тебе, Тэкеши-сан?

— Я маленький, я еще школу не закончил. Мне машину дали, чтобы успевал уроки в ней делать. На байке смысла нет — учебники по дороге растеряешь…

Здесь зависли еще на час. Наконец, отвлекся, получив “смс”-ку.

— Так, предлагаю отдрейфовать поближе к сцене. Там сейчас коронка вечера будет.

— Ты о чем?

— Мангу в подарок получили? Ага, вижу. Так вот — героини на сцене выступать станут. И я обещаю, вы такого еще не видели.

***

Место нашлось — как раз рядом с ажурной стойкой из труб, на которой сидел дублирующий оператор с аудио-пультом. Под ним небольшое возвышение из крепких досок, на которые все крепилось, вот там могучей кучкой и встали, не полезли в толпу. Слышно отлично и на уши сильно не давит. По бокам сцены сверху из плоских панелей собраны два больших экрана, на них картинку гонят. Поэтому видно, кто именно выступает, даже мелкие детали можно различить. И сейчас к микрофону выходит худенькая девочка в атласном черном платье с пышной юбкой с кроваво-красными оборками. Такие же воланы на концах рукавов. Черные волосы аккуратно расчесаны на пробор, на лоб кокетливо спадает челочка. Два хвоста с огромными бантами. Называется — школьница вышла погулять. Ее бэк-вокалистки в похожих платьях, но макияж чуть отличается и хвосты оформлены иначе.

Взяв микрофон, солистка посылает воздушный поцелуй и барабанщик выдает первую порцию жестких ритмичных “бадабум”. Как только стихает звон тарелок, разом поключаются остальные и над замершими зрителями разлетается “Мои цветы в огне”. Звонкие сильные голоса, слаженное роковое сопровождение, не забивающее текст, три фурии на сцене — все действует на толпу подобно наркотику.

— Это кто, Тэкеши-сан? — держит меня за локоть подруга.

- “Бэби-кавай”, новая группа Горо-сан. С них мангу писали, две их песни на диске, который с утра продают. Я думаю, полноценный альбом уже к зиме будет, если не раньше.

— Хорошо играют… И слова неплохие… “Я сгорю, но мой сад возродится ради тебя”…

Фестиваль закончился в шесть вечера. Так же организовано, как все готовили, начали собирать палатки, вывезли ларьки с едой и водой, убрали мусор. Последним свернули полоскавшие на ветру ленточки и тонкие палочки, разделявшие всю округу на заранее согласованные места. Пока укладывали все по грузовикам, я попрощался с народом и поблагодарил за огромное дело, которое сумели сделать:

— Аригато гозаймасу всем, отлично потрудились! Завтра в клубе во сколько собираемся? В десять? Хорошо, тогда до завтра. К сожалению, мне уже пора бежать, не смогу помочь.

— Беги, долечивай ангину, — смеется Горо Кудо. Он дико устал, это видно по нему, но очень доволен. Зрители потребовали “Бэби-Кавай” исполнить вторую песню еще раз на бис, диски расхватали как горячие пирожки. Оба томика манги раскупили еще до завершения концерта. То, сколько заработали на воде и закусках, смогут посчитать завтра. Главное — фестиваль закончился, народ доволен, в газетах не станут печатать “дракой отметилась сходка босодзоку”. Фиг вам — никаких драк, все было очень прилично. Полиция под конец откровенно скучала, патрулируя территорию.

— Как думаешь, сколько народу было? — вылезает с кучей листочков с отметками Жина Хара. — Я пока разобраться в каракулях не могу.

— Тысяч двадцать минимум. А мы надеялись, что хотя бы десять соберем.

— Дрифтеры сказали, что все флайеры раздали. И на их выступление через месяц билеты вроде распродали, а утром куча свободных мест на сайте болталась.

— Ну и хорошо…

Сплоченной кучкой подходят бывшие камикадзе и основоположники босодзоку. Старики невероятно довольны — их ждет автобус, поедут в центр Токио, как самые настоящие туристы. Завтра воскресенье — могут потратить на шопинг или какие-нибудь развлечения. Домой уже вернутся в понедельник, билеты у всех оплачены клубом.

— Тэкеши-сан, мы тут поспорили… Если не тайна, конечно. Кто вам разрешение на катану дал? Вы ведь не мастер клинка?

— Нет, Сугавара-сан. Я начал постигать кэндзюцу.

Бодрый старик, все ему интересно, в толпе несколько раз его видел. Ходил, с народом общался, размахивая руками рассказывал детям о прошлых тяжелых временах. Когда он ух, а они — ах, а потом ка-а-а-ак… Оттянулся, одним словом.

— Просто поспорили на несколько йен. Большинством голосов пока на министерство внутренних дел поставили, что за какие-то заслуги вам разрешили на праздник с мечом прийти. Другие варианты меньше голосов набрали.

Любопытно им. Но мне не жалко. Развернув ножны горизонтально, прикасаюсь лбом, возвращаю в вертикальное положение.

— Микадо позволил мне носить это оружие, чтобы я мог в любой момент оказать помощь ему и стране. Так сказано в официальном рескрипте.

Похоже, никто не угадал. Лица у всех сразу стали задумчивые, на меня смотрят уже не как на пацана безусого, а почти что ровню.

— Сумимасен, вынужден вас оставить. Мне надо ехать… Из-за атаки террористов погиб мой наставник, пострадали обычные люди. Мне надо встретиться с их семьями.

Старики расправили плечи:

— Можем ли мы оказать нам честь и взять с собой? Мы читали в газетах об этом ужасном случае. Мы бы хотели разделить чужое горе, если это возможно.

И все семнадцать человек как один — в поклоне согнулись. Вот что с ними делать? Для японца попросить об одолжении — неслыханное дело. Считается, что свои проблемы должен каждый решать сам. Если кто-то предлагает помощь — обычно отказываются. Вежливо — но отказываются. Сейчас же меня фактически поставили в безвыходное положение. Формально — с извинениями разверну, поедут в туристический забег. Но запомнят, что я их посчитал их ниже себя. Согласиться — вроде как нарушение местных обычаев.

— Для меня большая честь принять вашу просьбу, — краем глаза замечаю, что стоящие позади Горо Кудо, Тошико Ямада и Жина Хара тоже склонились в поклоне. — Могу я попросить вас выделить три места для моих друзей? Они хотят присоединиться к вам.

— Хай, Тэкеши-сан. Мест свободных в автобусе много.

— Домо аригато… Горо-сан, назначь из оставшихся старшего, кто закончит здесь все. Вон справа два человека в костюмах, это представители “Ниссан”. Им нужно помочь провести финальную проверку и выслушать возможные замечания. Если что-то им не понравится, завтра с утра все исправим.

***

Стою перед фундаментом ресторана. Пожарники уже разобрали обгорелые обломки, строители вывезли весь мусор. Теперь тут отмытый пол, серые бетонные бортики и закрытые заглушками обрубки труб. На ступенях несколько крохотных букетиков и чашечки с зажженными свечами. Сбоку в бронзовой подставке исходит дымом пучок ароматических палочек.

Я смотрю перед собой и заново переживаю каждую секунду боя. Как кричал вакагасире, как уклонялся от пуль. Как кромсал чужие тела. Левая рука непроизвольно сжимает ножны катаны. Делаю глубокий вздох, кланяюсь. Затем распрямляюсь и поворачиваюсь налево. Там стоит человек сорок — мужчины и женщины, пятеро мальчишек школьного возраста и маленькая девочка с заплаканными глазами. Это все родственники погибших. Чуть впереди парень лет двадцати пяти — сын погибшего хозяина ресторана. Кеншин Цукумо. Ездил на рынок за продуктами, когда все произошло.

— Меня зовут Тэкеши Исии. Я тот, кто уничтожил террористов, напавших на ваших родных и близких. Я прошу простить меня, что не смог защитить людей, которые пострадали в этой варварской атаке. Я виноват.

Еще один глубокий поклон.

За моей спиной человек тридцать в черных костюмах — оябун прислал парней для моральной поддержки. Сбоку вышедшие из автобуса гости фестиваля, вместе с троицей босодзоку. Сразу за мной — Масаюки с Нобору и Хиро. Они — как самый близкий круг.

Распрямившись, с трудом сглатываю — горло перехватило. Я ведь видел их — официантов, поваров в приоткрытом окне. Я не успел их узнать, даже толком запомнить. Но я собираюсь помочь их семьям, которых перемолола бездушная машина чужой зависти и мести.